Космическое сознание
Уолта Уитмена: перечитаем заново.
 В 1999 году исполнилось 180 лет со дня рождения американского поэта Уолта Уитмена, чья книга " Листья травы" продолжает оставаться уникальным феноменом не только американской, но и мировой литературы. И не только литературы.....
То, что Уитмен во многом опередил свою эпоху, становится со временем все более очевидным.
"Уитмен - это чудовище-бегемот......"
Для многих из тех, чье знакомство с поэзией как таковой едва преодолело границы школьных учебников , представление о любых стихах складывается часто весьма стереотипное, шаблонное: как о чем-то мечтательном, оторванном от реальной жизни, полном собственно "поэтическими красотами". Сразу вспоминаются и непременные "задумчивые" пейзажи, и философская патетика , и постоянные томные вздохи о любви.
Что же встретит читатель, привыкший подобным образом воспринимать поэзию, невзначай открыв томик старого американского поэта с казалось бы привычным меланхолично-лиричным названием "Листья травы"?
Я славлю себя и воспеваю себя,
И что я принимаю, то примете вы,
Ибо каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам.
Я, праздный бродяга, зову мою душу,
Я слоняюсь без всякого дела и, лениво нагнувшись, разглядываю летнюю травинку.
Мой язык, каждый атом моей крови созданы из этой почвы, из этого воздуха;
Рожденный здесь от родителей , рожденных здесь от родителей, тоже рожденных здесь ,
Я теперь, тридцати семи лет, в полном здоровье, начинаю эту песню
И надеюсь не кончить ее до смерти.
(Пер. К. Чуковского)
"Да это вовсе и не стихи !" - возмутится кто-то. "Где же поэтический язык: метафоры, олицетворения, рифма ?". "О чем он пишет, наконец, - о том, что и так известно каждому плотнику и домохозяйке?!"
А ведь именно так (за редким исключением) восприняли поэзию Уолта Уитмена его современники......
Впечатление от прочтения, скажем, первых 30-40 строк может быть дей-
ствительно именно таким. Но вот мы читаем дальше и попадаем, сами того, возможно, не замечая, в совершенно особый поэтический мир, где нас поражает не только необычность формы изложения и богатство красок, звуков, запахов, но и необыкновенная масштабность мысли автора . Журчание ручья и уличный шум, "грубый голос мятежного моря" и крик раздавленного пожарного, стук типографской машины и чистое контральто в церковном хоре - все сливается в этих стихах в единую музыку жизни.
Младенец спит в колыбели ,
Я поднимаю кисею и долго гляжу на него , и тихо отгоняю мух рукой.
Юнец и румяная девушка свернули с дороги и взбираются на покрытую кустарником гору,
Я зорко слежу за ними с вершины.
Самоубийца раскинулся в спальне на окровавленном полу,
Я внимательно рассматриваю труп с обрызганными кровью волосами и отмечаю, куда упал пистолет.......
Я замечаю все это или отзвуки, отголоски этого -
Я прихожу , и я ухожу.
Образы проходят перед нами чередой, наслаиваются, соединяются, вступают в диалоги. И вот уже перед нами вырастает необъятный и величественный Космос.
Характер повествования изменчив. Импрессионистически пестрое мелькание образов сменяется сосредоточенным описанием отдельного явления или лица, стремительная взволнованность - величавым спокойствием пророка, чьи слова звучат как воплощение абсолютной истины. Не покидает ощущение, что перед нами не просто поэзия, не просто литература.
Что же нас завораживает? Никому до сих пор так и не удалось до конца понять, в чем необыкновенный магнетизм этих простых на вид и на первый взгляд даже не очень поэтичных строк. Английский историк Джон Саймондс, написавший целую книгу, посвященную Уитмену, и вдруг в самом конце обнаруживший, что образ Уитмена как бы ускользает от него, остается таким же недоступным и неразгаданным, восклицает: "Уитмен - это чудовище-бегемот: грозно он прет напролом сквозь заросли джунглей , ломая бамбуки и лианы.....Уитмен-это воздух, в котором струятся и зыблются неясные видения, миражи, какие-то башни, какие-то пальмы, но когда мы простирает к ним руки ,они исчезают опять...."
Свободное и раскованное воображение автора "Листьев травы" пересекает огромные пространства, "заглатывая " на своем пути все - от тонкого узора на крыле бабочки до печатного станка, от уличной толпы до хвостатых метеоров. Поэт как бы протягивает нам свою мускулистую руку. поднимает нас высоко над землей. приглашает посетить "сады планет" , учит слышать в шелесте травы музыку Космоса. Учит любить, не возводя никаких иерархий и различий.
"Кропатель никому не нужных стишков......."
Уолт Уитмен родился 31 мая 1819 года в семье небогатого фермера в маленькой деревушке Уэст-Хиллс на острове Лонг-Айленд, в нескольких десятках миль от Бруклина, который теперь является частью Нью-Йорка. Начав самостоятельно зарабатывать на жизнь довольно рано, Уитмен попал в редакцию маленькой местной газеты, где выполнял сначала роль печатника и наборщика, а затем постепенно превратился и в автора отдельных заметок, фельетонов. Публикует даже рассказы и стихи.
Однако судьба Уитмена как поэта загадочна.
Почти все исследователи признают, что ценность раннего уитменовского творчества ( 30-х и 40-х годов) представляется весьма ограниченной. Он пишет довольно посредственные статьи и не менее заурядные и во многом дилетантские стихи, которые редактор напечатал даже однажды с таким ироничным комментарием: "Если бы автор еще полчаса поработал над этими строчками, они вышли бы необыкновенно прекрасны".
Что же случилось с Уитменом в середине жизни, когда начали создаваться стихотворения, составившие сборник "Листья травы", какое внутреннее перерождение привело его к созданию знаменитой книги , принесшей впоследствии ее автору мировую славу ? Что превратило потомственного плотника и заурядного репортера, "кропателя никому не нужных стишков" в Поэта , чье творчество продолжает поражать и очаровывать читателя?
Загадку внезапного рождения Уитмена как Поэта пытается понять не одно поколение исследователей.
"Редкий.....космический ум, горящий бесконечностью...."
Одно из самых интересных толкований (о котором в советском литературоведении было принято лишь вскользь упоминать, причем как правило в негативно-скептическом тоне) было изложено канадским ученым-теософом Ричардом Бекком в книге "Космическое сознание" (рус. пер. 1914) . Он был лично знаком с Уитменом и явился автором одной из первых его биографий.
"Случай Уитмена совершенно не подходит под идею постепенной эволюции, - пишет Бекк. -Это мутация, скачок. У него после более чем посредственных писаний сразу пошли страницы, на которых огненными письменами была начертана жизнь вечная, страницы, которых всего лишь несколько десятков явилось за целые столетия сознательной жизни человечества. ".
Авторами таких страниц , как утверждает Бекк, были Данте, Моисей, Лао-цзы, У.Блейк (в этом ряду названы еще несколько фигур ) . Все они пережили некое внутренне перерождение, приобрели особый дар провидения, который канадский исследователь называет "космическим сознанием". Космическое сознание, согласно его теории, представляет собой новую эволюционную ступень сознания всех существ на Земле, вслед за простым сознанием (им обладают животные) и самосознанием ( которое выделяет человека из царства животных). Представление о космическом сознании нашло отражение во многих религиозно-философских системах мира ( дао - в даосизме, мировая гармония - у Пифагора, эйдосы (идеи) - у Платона, сатори - в дзен-буддизме, сверхдуша- Эмерсона, ноосфера и Разум Вселенной - в русском космизме). Уитмен называет это высшее сознание, пребывающее в нем наряду с самосознанием, - "Моя Душа", "Мой Дух". Такое сознание снисходит на человека внезапно, но оно подготовлено некоторыми условиями, которые канадский исследователь перечисляет в своей книге.
Изучая биографию и творчество Уитмена, Р.Бекк, а за ним и ряд других исследователей выдвинули гипотезу, согласно которой возникновение книги "Листья травы", сильно отличающейся от ранних литературных опытов поэта, явилось следствием некого "космического озарения", которое произошло с поэтом в возрасте 35 лет.
Ни что иное, как метафорическое описание внезапного озарения усматривает Бекк в знаменитой 5-я главе "Песни о себе" , центральной поэмы "Листьев травы":
Я верю в тебя, моя душа, но другое мое Я не должно перед то-
бой унижаться,
И ты не должна унижаться перед ним....
Я помню, как однажды мы лежали вдвоем в такое прозрачное
летнее утро,
Ты положила голову мне на бедро, и нежно повернулась ко
мне,
И распахнула рубаху у меня на груди, и вонзила язык в мое
обнаженное сердце....
Тотчас возникли и простерлись вокруг меня покой и мудрость,
которые выше нашего земного рассудка,
И я знаю, что божья рука есть обещанье моей,
И я знаю, что божий дух есть брат моего....
И что основа всего сущего - любовь.
Если обратиться к прозе Уитмена, то можно встретить такие, весьма примечательные с точки зрения мистической теории Бекка строки :
"Редкий, космический, артистический ум, горящий бесконечностью, один лишь может видеть разнообразные, огромные, как океан, чувства народа.... Для тех, кто достоин быть избранным, существует еще пророческое виденье ... для них существует писание и стезя, они, послушные, благоговейно прислушиваются к голосу, жестам Бога, Святого Духа, которого другие не видят и не слышат". " И далее: " Одиночество, сознание тождества своей личности с вселенной, подходящее настроение - и душа вырывается: как дым, рассеиваются все догматы церкви, проповеди. Одиночество и молчаливая мысль, священный ужас и сильное желание и, дотоле незаметное, в н у т р е н н е е с о з н а н и е ( разрядка моя -В.П.). Что Уитмен имел в виду? Остается только предполагать.
Просто ли это метафорическое описание , которое встречается у многих писателей, или же это попытка отразить более чем живое и столь же конкретное ощущение, когда в своем дневнике Уитмен пишет: "Как будто в первый раз вся вселенная бесшумно погрузила меня в свою светлую несказанную мудрость, которая выше всего, что могут выразить наши книги, искусства, проповеди, прозрение и новые науки. Час души, религии - зримое свидетельство о боге в пространстве и времени, явное и ясное, как никогда. Нам показывают неизреченные тайны, все небо вымощено ими"?
Он пишет о всех этих состояниях так же просто, как мог бы описывать перемену своего настроения или же изменение физических состояний.
Однако, читая "Листья травы", мы чувствует, что Уитмен будто говорит о присутствии в себе некоего нового видения мира, нового осознания вещей, божественного "нечто". Оно настолько отличается от привычного "Я" Уолта Уитмена-американца, наборщика и репортера ( при нерасторжимом единстве с ним), что поэт называет эту новую способность своего сознания "другим Я". Или он под этим подразумевает что-то другое?
Вот один из примеров.
В "Песне о себе" поэт описывает себя включенным в водоворот различных событий своего времени: рядом с ним "новейшие открытия, изобретения, общества, старые и новые писатели", приметы повседневности ("мой обед, мое платье, мои близкие, взгляды, комплименты, обязанности"), здесь же тревоги, болезни, восторги, болезни, "нехватка денег", общественные потрясения ("битвы, ужасы братоубийственной войны, горячка недостоверных сведений, спазмы известий".. Но далее лирический герой замечает: "Все это приходит ко мне днем и ночью, и уходит от меня опять ( как и всякий поток событий, протекающих во времени -В.П.), Но все это не Я " - то есть не суть человека, которая бессмертна и удел которой - вечность.
Вдали от этой суеты и маеты стоит то, что есть Я,
Стоит, никогда не скучая, благодушное, участливое, праздное,
целостное,
Стоит и смотрит вниз, стоит прямо или опирается согнутой
в локте рукой на некую незримую опору,
Смотрит, наклонив голову набок, любопытствуя, что будет дальше,
Оно и участвует в игре, и не участвует, следит за нею и
удивляется ей.
Жизнь на страницах "Листьев травы" напоминает некое красочное представление, в котором можно участвовать, исполняя самые разные роли ( что с успехом делает уитменовский герой ), а можно не участвовать, ибо эта смена завораживающих и увлекательных декораций - игра на фоне незыблемых законов природы, Космоса, Вечности - " незримой опоры " для души, подлинного "Я".
Уитмен был чужд мистике в том виде, в котором она предстает, например, в произведениях Сведенборга или Беме. . Именно ему принадлежат слова: "Я принимаю реальность без всяких оговорок, материализмом я наполнен весь". Но не стоит забывать, что в мировоззрении Уитмена материализм имел весьма специфичное значение, как дань увлечению поэта естественнонаучными открытиями, астрономией, а также как следствие его удивительно чувственного, "материального" переживания мира в его красках, формах, движениях. У него не было в строгом смысле своей философии, но было мироощущение.
" Я бы мог сказать , что во мне и что в вас, но я не умею .."
При чтении Уитмена нельзя не обратить внимание на одну характерную особенность, качество, которое многие исследователи признавали центральным в творчестве поэта.
Весь поэтический сборник принизывает удивительное чувство единства и гармонии мира - мысль, заложенная во всех мировых религиях. Причем Уитмен не просто констатирует это, но детально исследует в художественном мире "Листьев травы". Здесь нет ничего малого и большого, важного и второстепенного, центрального и периферийного. Именно поэтому "и корова, понуро жующая жвачку, прекрасна, как Венера Милосская" . С какой-то даже парадоксальной одержимостью, которая привлечет впоследствии к его имени внимание русских футуристов, Уитмен не перестает утверждать:
Я верю, что листик травы не меньше поденщины звезд,
И что не хуже их муравей, и песчинка, и яйцо королька,
И что древесная жаба - шедевр, выше которого нет...
И мышь - это чудо, которое может одно пошатнуть секстильоны
неверных!
Космическое сознание автора позволяет не только охватить взором весь Космос, но и проникнуть вглубь пространства. Поэт постоянно приводит нас к мысли, что мир не конечен, что все в нем взаимосвязано, каждая частица космоса имеет в мироздании свое неповторимое значение " И о пылинку ничтожную могут запнуться колеса вселенной",- утверждает он. Любая точка Вселенной для Уитмена заключает в себе целую Вселенную и каждая, таким образом, способна стать у Уитмена окном в другой мир:
Ночью я открываю люк и смотрю, как далеко разбрызганы
в небе миры...
Дальше и дальше уходят они, расширяясь...
У моего солнца есть солнце, и мое солнце покорно колесит
вокруг него...
А за ним еще более великие, перед которыми величайшие становятся
малыми точками....
Как же ощущает себя человек в этом Космосе? Герой Уитмена органично включен в него. Поэт говорит с миром на одном языке и даже отждествляет себя с ним. Чего стоят, например, такие слова:
Если вы хотите понять меня, ступайте на гору или на берег моря,
Ближайший комар - комментарий ко мне, а бегущие волны -ключ !
Сказано предельно просто, безыскусно, доверительно-дружески , но сила образа , его размах придают заложенной здесь мысли необыкновенную глубину. Похожие образы встречаются у Уитмена достаточно часто, и читатель вслед за поэтом невольно так же расправляет грудь и настраивается на уитменовские широту и объем.
Однако, мы зайдем в тупик, если попытаемся точно определить, кто же он - главный герой поэм "Листьев травы". В "Песне о себе" поэт как бы отвечает нам:
Я всех цветов и всех каст, все веры и все ранги - мои,
Я фермер, джентльмен, мастеровой, матрос, механик, квакер,
Я - арестант, сутенер, буян, адвокат, священник, врач.
Далее мы узнаем, что он и южанин, и северянин, и янки-промышленник, и пионер-кентуккиец, и преследуемый раб, и многие, многие другие. Следует пестрая мозаика превращений; сменяющие друг друга образы. С воодушевлением поэт пробует принять все облики, причем не только красивые и благородные для него не существует подобных различий.
Идея о подобной многомерности не нова и находила художественное выражение в культурах как Запада, так и Востока .
Например, изменчивость героя "Листьев травы" напоминает по своей сути метаморфозность древнегреческого бога Протея, чье имя стало в европейской культуре символом многоликости; он мог принимать любой облик, превращаться в льва, дракона, пантеру, текущую воду. Этот образ отражает существенное для греков философское представление о мире: его единстве и изменчивости .
Идею взаимопроникаемости и всетождества всего сущего во Вселенной, находим также в традициях даосизма. Конечно же вспоминается в этой связи одна из самых известных даосских притч:
" Однажды я, Чжуан Чжоу, увидел себя во сне бабочкой - счастливой бабочкой, которая порхала среди цветков в свое удовольствие и вовсе не знала, что она - Чжуан Чжоу. Внезапно я проснулся и увидел, что я - Чжуан Чжоу. И я не знал, то ли я Чжуан Чжоу, которому приснилось, что он - бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она Чжуан Чжоу. А ведь между Чжуан Чжоу и бабочкой, несомненно, есть различие. Вот что такое превращение вещей!"
Заметим,. что Уитмен вряд ли знал эту притчу. Но какие поразительно похожие мысли! В основе - единое представление, выраженное на языке различных культур.
Лирический герой свободно совершает переход из жизни в смерть и обратно. Для него любая земная оболочка временна, и поэтому он не боится потерять, сбросить одну и примерить на себя другую. Эта мысль перекликается с древнеиндийскими представлениями о жизни и смерти. В Упанишадах об этом сказано так:
"Подобно тому, как гусеница, достигнув конца былинки и приблизившись
к другой [былинке], подтягивается [к ней], так и этот Атман, отбросив
это тело, рассеяв незнание и приблизившись к другому [ телу ], подтяги-
вается [к нему]."
Кроме того, лирических герой чувствует свою неразрывную связь с прежними сотнями и тысячами поколений.
Сквозь меня так много немых голосов,
Голоса несметных поколений рабов и колодников,
Голоса больных и отчаявшихся, и воров, и карликов,
Голоса циклов подготовки и роста...
В своих размышлениях он обращается в истокам мироздания, к тому моменту, когда возникло все сущее. Поэт рассказывает о том, как развивается жизнь. как совершает космическая эволюция свое неуклонное восхождение, в которую включен и он сам :
Мой зародыш в веках не ленился,
Ничто не могло задержать его....
Для него сгустились в планету мировые туманности,
Длинные пласты наслоялись, чтобы дать ему почву,
Гиганты-деревья давали ему себя в пищу,
И чудища-ящеры лелеяли его в своей пасти и бережно несли
его дальше.
Е.П.Блаватская в "Тайной Доктрине" приводит рассуждения Сведенборга, которые также интересны в сопоставлении с космологией Уитмена, поскольку шведский ученый и теософ-мистик оказал заметное влияние на литературу американского романтизма, в частности, на Эмерсона:
" Первая причина есть бесконечное или безграничное. Это дает бытие конечному и ограниченному...То, что производит границу, аналогично движению. Проведенная граница есть точка, сущность которой есть движение..." Бытие рождается из Небытия - мысль, которая прослеживается и в Упанишадах, и в Библии, и в античных представлениях, и в даосизме. В понимании Сведенборга, как и у Уитмена, в первопричине мира, в "первой естественной точке" берут свое начало время, пространство, эволюция, которые являются проявлениями Абсолюта, мирового Логоса.
Обнаруживаются родственные моменты и при сопоставлении уитменовской вселенной с космическими воззрениями Н.К. и Е.И.Рерих. Согласно учению Живой Этики, " проявляясь, или выходя из непроявленного состояния, Абсолют творит свои порождения...Создав в результате творческого акта первое порождение - Первичную Материю, Абсолют вступает с ней во взаимодействие, наделяя ее импульсом разумности". Именно этот импульс является первоисточником эволюционного движения, источником со- вершенствования любого живого организма, в том числе и человека. "Скрытая в глубинах тончайших психических структур частица Абсолюта рождает в человеке импульс к более высоким целям и тонким светоносным мирам". ("Живая этика")
Отдельно взятая жизнь человека , по мысли Уитмена - точка в масштабе вечности, определенный космический цикл между рождением и смертью, лишь момент в историческом существовании человечества.
Однако, в космическом понимании земная эволюция связана не только с развитием биологических видов. На пути эволюционного совершенствования находится и с о з н а н и е наиболее разумного из живых существ - Человека.
Эта идея также имеет свою историю.
Достаточно вспомнить, например, самобытную идею о б о ж е н и я ,
которая развивалась в христианской религиозной мысли. Она зародилась в лоне духовной традиции исихазма и выражена, в частности, в словах богослова и мыслителя IV в. Василия Великого: "Бог стал человеком, чтобы человек стал богом." Позднее этот идеал получил достаточно четкое оформление в трудах византийского богослова св. Григория Паламы (ХIV в.).
Мысль о том , что человек не есть венец творения, что "Homo sapiens не есть завершение создания", а "служит промежуточным звеном в длинной цепи существ" и за сознанием и жизнью в их нынешней форме неизбежно должны следовать "сверхсознание" и "сверхжизнь", продолжает развиваться в религиозной и научной ветвях "русского космизма", в трудах В.Соловьева, В.И.Вернадского, А.Л.Чижевского.
Подобные представления находят отражение и в лоне космических идей Всемирного Теософического Общества, где эволюция человека рассматривается в трансцендентальном плане. В частности, А.Безант, ученица Е.Блаватской, в одной из своих работ писала: "Сравнивая младенческую душу стоящего на самой низшей ступени дикаря с освобожденной с душой богочеловека, кажется совершенно невероятным, чтобы первая душа могла вместить в себя всю полноту, уже выраженную в совершенной душе, и что разница между обоими сводится к ступени эволюции, в самом начале которой находится младенческая душа, а в самом конце - душа победителя".
Человек находится примерно на средней ступени эволюции всего живого. "Внизу расстилается длинная цепь низших царств - животного, растительного, минерального....Вверху простираются бесконечные иерархии сверхчеловеческих сущностей - Ману, Будд, Строителей, Властителей Кармы...".
Творения Уитмена устремлены в будущее человечества, эти стихи приподнимают завесу и обнаруживают новый уровень сознания, новую степень космического видения и миропонимания.
Автор книги "Космическое сознание", говоря об отдельных людях, достигших "сверхсознания", делает вывод о том, что случаи подобного пробуждения, озарения с развитием человечества становятся все более частым явлением и что это есть указание на определенную эволюцию человеческого сознания в целом.
" Человечество неуклонно продвигается к этому высокому моральному уровню, - пишет он, - и обязательно его достигнет, а эта книга является помощником в подобном продвижении".
Посмотрим, как сказано об этом у Уитмена.
Достичь состояния Абсолюта, вобрать в себя облики всех богов мира стремится лирический герой "Песни о себе":
Я сам принимаю размеры Иеговы,
Я литографирую Кроноса, сына Зевса, и его внука Геракла,
Я скупаю изображения Озириса, Изиды, Ваала, Брамы и Будды...
Соглашаясь с тем, что они были живы и сделали то, что надлежало
им сделать в свой срок....
Принимая черновые наброски всевозможных богов, чтобы
заполнить их лучше собою.
Он также верит в идеал о б о ж е н и я, в достижение наивысшего совершенства, причем воспринимает это как само собой разумеющееся:
Сверхъестественное - не такое уж чудо, я сам жду, чтобы
пришло мое время, когда я сделаюсь одним из богов,
Уже близится день для меня, когда я стану творить чудеса
не хуже, чем наилучшие из них.
Интерпритация эволюции в художественном целом стихов Уитмена, говорит о целостном представлении поэта о жизни вселенной, о глубоком понимании космических процессов.
Тесно связан с представлением о космической эволюции образ дороги - один из центральных в "Листьях травы" . Помещая в различные контексты своих рассуждений, Уитмен придает ему особую многозначность и символичность.
Мы все растворим в той цели, к которой идем, в тех днях
и ночах, к которым мы идем,
Чтобы пуститься в другой, еще более знаменательный путь,
"Песня большой дороги"
.... Чтобы идти к той же цели, куда идут все творения, создал
их бог или нет...
Чтобы понять, что весь мир есть дорога, очень много дорог,
дорог для п у т е ш е с т в у -
ю щ и х д у ш (выделено мною- В.П.)
Однако есть в этом пути, на этой дороге и избранные - те, кто ,обладая сверхсознанием и получив космическое озарение, готов принять на себя тяжкую миссию первопроходцев . Провидцы и герои , ушедшие далеко вперед, остаются великими спутниками человечества на главной из его дорог - той, по которой души людей шествуют к свободе и совершенству.
Путь их бывает нелегок. В "Демократических далях " Уитмен, причисляя к их числу древних индусов, Моисея, Христа, Данте, Шекспира, писал:
" Неужели этих гигантов и подобных им мы не вправе, пользуясь нашей излюбленной метафорой, приравнять к планетам, планетным системам, носящимся по вольным тропам в пространствах иного неба, - космического интеллекта, души ?"
По Уитмену, эволюция с о з н а н и я в широком смысле - это и путь Души.
Наряду с этим образ дороги имеет еще один скрытый смысл. Дорога становится символом взаимодействия человека с миром, символом постижения человеком тайн жизни.
Ты, дорога, иду по тебе и гляжу, но мне думается,
я вижу не все,
Мне думается, в тебе есть много такого, чего не увидишь
глазами.
Неслучайно именно в дороге, в пути проверяются героем "все религии и философии", которые, быть может "хороши в аудиториях, но никуда не годятся под широкими тучами, среди природы, у бегущих ручьев". Дорога сталкивает "книжное" знание о жизни со знанием подлинным, непосредственным, интуитивным. Она дает шанс узнать истинную цену вещам. " Здесь проверяется каждый, здесь каждый осознает, что в нем есть" .Дорога дает ключ к пониманию космического значения жизни, пониманию места человека в этом мире.
Она недалеко, она здесь, под рукой,
Может быть, с тех пор, как вы родились, вы уже бывали
на ней, сами не зная о том.
Характерно, что подобное переосмысление образа дороги, пути перекликается с традициями даосизма, где этот символ является центральным: иероглиф "Дао" означает "путь" в самом широком смысле, имея и множество смежных значений. Истинное знание с точки зрения восточных мудрецов заключается не в исследовании объектов с целью овладения ими (что характерно для западного образа мысли), а в достижении "однобытия" с миром. Главная заповедь для даоса - следовать Пути, отклонение от Дао есть нарушение космического равновесия, гармонии. При этом "путь" человека индивидуален, и каждому суждено пройти свою собственную "дорогу" в жизни, - дорогу, которая тем не менее являются частью большого пути всего сущего.
Ни я , ни кто другой не может пройти эту дорогу за вас,
Вы должны пройти ее сами, -
говорит Уитмен.
Новое содержание при таком прочтении можно обнаружить и в таких строках из "Песни большой дороги":
Говоришь ли ты мне, о дорога: "Не уходи от меня?"
Говоришь ли ты мне: "Не дерзай уходить - если уйдешь, ты пропал?"
....
Ты выражаешь меня лучше, чем я сам выражаю себя,
Ты больше для меня, чем та песня, которая создана мной.
Связан образ дороги непосредственно и с традициями романтической метафоризации мотива странствия, путешествия ; это одно из самых очевидных влияний. Романтический герой, с одной стороны, ищет непосредственного единения со всей Землею, стремится быть гражданином мира, приблизиться к вечности. С другой стороны, он никогда не останавливается на достигнутом. Путешествуя, герой чувствует себя свободным, не погруженным в суетные заботы. Этот мотив присутствует как один из центральных у таких величайших представителей эпохи романтизма, как Л.Тик, Э.Т.А. Гофман, и конечно же у Новалиса.
Наследует его и Уитмен. Лирический герой книги постоянно находится в путешествии. Он познает мир, открывает его скрытую, божественную гармонию и красоту, посещает потаенные его уголки. Образ дороги при этом бывает предельно конкретен, материален, путешествие включает в себя все его реальные атрибуты - "дождевой плащ", "добрую обувь", "палку, срезанную в лесу" .
"Иду, куда вздумаю, - сам себе полный хозяин, наделенный неограниченной властью", - говорит герой Уитмена. Перед ним расстилается весь мир, он выходит в дорогу "с легким сердцем", странствия дают ему "глубокий урок: все принять, никого не отвергнуть, никому не отдать предпочтения" , то есть как бы вобрать в себя мир, раствориться в нем.
Нельзя обойти вниманием и присутствующую в миропонимании лирического героя Уитмена, его космических прозрений особую интуитивность - качество, чрезвычайно важное с мистической точки зрения. Поэт нигде не говорит напрямую об интуиции, но именно интуитивный подход к действительности, доверие к своему внутреннему опыту во многом определяет его мировоззренческую позицию.
Не в школах окончательно испытывать мудрость:
Те, у кого она есть, не могут передать ее тем, у кого ее нет.
Вся мудрость - в душе, ее нельзя доказать, она сама обнаружит
себя,
И мудрость в каждом предмете, явлении, качестве, и больше ничего
ей не надо...
Есть нечто в потоке вещей и явлений, что манит ее из души....
Интуитивное, непосредственное знание о мире противопоставляется в "Листьях травы" знанию "книжному", выраженному в общепринятых понятиях, формулах культуры и науки. "Вьюнок за моим окном больше радует меня, чем метафизика книг", - говорит Уитмен , ибо природа является для него естественным источником космического знания. Человек должен самостоятельно проникнуть в суть вещей, для каждого в мире существуют свои собственные загадки и отгадки, свой собственный путь постижения жизни.
Питательно только зерно;
Где же тот, кто станет сдирать шелуху для тебя и меня?
Кто справится с лукавством жизни - для тебя, для меня, кто
снимет для нас оболочку вещей?.....
Логика и проповеди никогда не убеждают людей,
Сырость ночная глубже проникает мне в душу.
Герой Уитмена не перестает нас удивлять. Едва мы увидели в нем ясновидца, пророка , обладающего высшим, космическим знанием , как он вдруг признается, что вообще мало что понимает в этом мире. Как же это так - удивимся мы? Однако вспомним знаменитые слова Сократа, которого считали мудрейшим из греков и которому , кстати, Р. Бекк тоже приписывает "приближение" к области космического сознания.
Герой "Листьев травы" предстает вдруг завороженным: как человек, для которого все внезапно наполнилось новым смыслом, перед которым бессильны язык слов и человеческие категории . Его можно только почувствовать. Внезапно расширяются границы восприятия , теряют привычную однозначность самые обыкновенные вещи, разрушая банальные и упрощенные представления о них. Мир становится многозначным, многогранным .
Ребенок сказал: "Что такое трава?" - и принес мне полные
горсти травы,
Что я мог ответить ребенку? Я знаю не больше его, что такое
трава.
Может быть, это флаг моих чувств, сотканный из зеленой
материи - цвета надежды.
И вот уже трава - до смешного знакомое, казалось бы невзрачное порождение природы оказывается для Уитмена величайшей загадкой. Поэт не знает: то ли это "платочек от бога" с меткой в углу, то ли это и есть сам ребенок, то ли это знак космического смысла - "иероглиф, вечно один и тот же". При этом у Уитмена нет абстрактной отвлеченности от самой вещи, ее внешнего вида, ее обычного, "бытового" значения.
Подобный интуитивизм - это почти "хлопок одной ладони" -образ , так хорошо известный всем, кто даже немного знаком с традициями дзен-буддизма. Знаменитый доктор Д,Судзуки, во многом благодаря которому Запад открыл для себя это уникальное восточное учение, отмечал:: "До изучения дзена для человека горы - это горы и вода - вода. Когда для него блеснет истина Дзена, благодаря наставлениям хорошего мастера, горы для него - больше не горы и вода - не вода; позднее, однако, когда он, действительно, достигнет места Покоя ( т.е.Сатори, высшего света), горы вновь становятся горами, а во да - водой".
Не поэтому ли Уитмен часто лишь констатирует, лишь указывает на невыразимое, что космическое видение, космическое сознание есть обладание неким "знанием без знания", которое трудно переводимо или не переводимо вообще на язык слов и понятий?
Я не в силах сказать, как сгибаются лодыжки моих ног и в чем
причина моего малейшего желания....
Я бы мог сказать , что во мне и что в вас, но я не умею ...
Может быть, я мог бы сказать больше. Только контуры!...
При этом Уитмен находит ценность в недосказанности своих мыслей, в том , что они не являются для читателя догмами, а наполняются каждый раз новыми оттенками смысла в момент прочтения:
Если они не загадка и не разгадка загадки, они ничто,
Если они не столь же близки мне, столь далеки от меня, они ничто.
Лао-цзы видел в подобном восприятии знак высшего постижения сущности вещей. Помните его знаменитый афоризм? "Кто понимает, тот немного знает; кто много знает, тот не понимает". "Противостояние "этого" и "того" - вот причина затемнения Пути", - говорит другой китайский мудрец, Чжуан-цзы . По словам доктора Судзуки, "праджня ( высшая мудрость- В.П.), - одновременно воля и интуиция...Это не аналитическое мышление, работа которого сугубо последовательна. Это прыжок через бездну дуализма и противоречий". Как тут ни вспомнить характерные строки из "Песни о себе": "Но внезапно задать вопрос, прыгнуть далеко за предел, и все-таки привести еще ближе..."!
Особая уитменовская парадоксальность, которая достаточно часто встречается в "Листьях травы", возможно, есть попытка совершить прыжок за грань привычной работы ума, линейности логики и силлогизмов:
Я ученик среди невежд, я учитель мудрейших,
Я новичок начинающий, но у меня опыт мириадов веков.
...я столь же глуп, сколь и мудр,
Нет мне забот о других, я только и забочусь о других.
Во мне и прилив и отлив, я певец примирения и злобы...
Я поливаю корни всего, что взошло.
Впрочем, Уитмен, со свойственной ему прямотой, и не скрывает собственной непоследовательности:
По-твоему, я противоречу себе?
Ну что же, значит, я противоречу себе.
Часто Уитмен распространяет рассуждения как бы попутными замечаниями, но именно они открывают в казалось бы банальных мыслях искрометную новизну; и эта "непричесанность" мыслей завораживает читателя:
Читая книгу, биографию прославленную,
И это (говорю я) зовется у автора человеческой жизнью?
Так, когда я умру, кто-нибудь и мою опишет жизнь?
(Будто кто по-настоящему знает что-нибудь о жизни моей.
Нет, зачастую я думаю, я и сам ничего не знаю о своей
подлинной жизни,
Несколько слабых намеков, несколько сбивчивых, разрозненных,
еле заметных штрихов,
Которые я пытаюсь найти для себя самого, чтобы вычертить здесь.)
И тут восприятие читателя начинает словно работать в новом режиме. С понятий и предметов как бы спадает вуаль, открывая их подлинную суть. Уитмен стремится к простоте выражения мыслей, с его стихах нет ничего надуманного, усложненного.
О ценности подобной безыскусности говорил Лао-цзы :
Проявляй простоту некрашеного холста.
Содержи в себе безыскусность необделанного куска дерева.
Именно таким предстает перед нами Уолт Уитмен. Та непостижимая особенность его личности, которую Р.Бекк относит к области космического сознания, придает облику поэта своеобразную неуловимость, которая присутствовала , непонятная до конца и ему самому:
Есть во мне что-то - не знаю что, но знаю: оно во мне....
Я его не знаю - оно безымянное - это слово, еще не сказанное,
Его нет ни в одном словаре, это не изречение, не символ.
Нечто, на чем оно качается, больше земли, на которой качаюсь я,
Для него вся вселенная - друг, чье объятье будит меня.
Пытаясь хоть как-то объяснить свою скрытую суть, лирический герой соотносит себя с природой, которая также открыта человеку и в которой тем не менее всегда присутствует недосказанность, некая тайна :
По-твоему, я притворщик, и у меня есть затаенные цели?
Ты прав, они есть у меня, так же как у апрельских дождей
и у слюды на откосе скалы.
Тебе кажется, что я жажду тебя удивить?
Удивляет ли свет дневной? или горихвостка, поющая в лесу
спозаранку?
Разве я больше удивляю, чем они? ....
О невыразимости своего трансцедентального опыта говорили Данте и Магомет, Блейк и Моисей. Их слова часто сбивчивы и противоречивы, рассказы кажутся неполными и непоследовательными, однако они породили величайшие по своему значению для мировой культуры книги: Упанишады, Дао Дэ Дзин, Дхаммападу, Каббалу, Библию, Коран и, если обратиться к менее известным произведениям, мистические поэмы суфиев, писания св.Терезы, М.Экхарта, Я.Беме. К разряду произведений, споры о мистической сущности которых продолжают вестись, можно отнести и "Листья травы" Уолта Уитмена.
Можно по-разному относиться к мистическим теориям доктора медицины, канадского мистика Р.Бекка, но то, что со страниц "Листьев травы" звучат древнейшие эзотерические истины, в которых воплощено сакральное знание о космосе и человеке, порой действительно поражает.
180 лет спустя...
Представьте все, кто читает меня: а вдруг, невидимый вами,
теперь смотрю на вас...
Слова моей книги - ничто, ее стремление - все,
Одинокая книга, с другими не связанная, ее не постигнешь
рассудком,
Но то сокровенное, что в ней сказано, прорвется на каждой
странице......
Это поистине мысли всех людей, во все времена, во всех странах,
они родились не только во мне,
Если они не твои, а только мои, они ничто или почти ничто.
У. Уитмен
И вот, перечитывая Уитмена , мы обнаруживаем в его стихах новое богатство смысла. При этом поэт остается предельно открытым, доступным. Перед нами живой человек, и мысли его движутся естественно и свободно.
Невозможно дать однозначный ответ относительно истоков творческого вдохновения Уолта Уитмена, как , впрочем, и любого другого поэта. Обладал ли он особым, космическим сознанием или что-то другое придало книге "Листья травы" ее неповторимый колорит, глубину и неиссякаемую энергию? Ни одно из объяснений не исчерпывает полноту творческого дара американского поэта.
Нас разделяют уже почти два столетия, а ценность и актуальность его поэзии не ослабевают.
Для чего мы обращаемся к поэзии? Ищем ли он в ней просто рифмованных строк или же пытаемся понять себя, найти ответы на волнующие нас вопросы бытия?
Уитмен рушит у многих сложившееся традиционно представление о поэзии . И многих заставляет по-новому увидеть окружающий мир. Поэт постоянно пытается снять все условности ( в том числе и "поэтические" ), и в этом видит возможность подлинного познания действительности. "Тот не поймет моей книги, кто захочет смотреть на нее как на литературное явление с эстетическими и художественными задачами", писал он в предисловии .
Мир "Листьев травы" - это сама жизнь. Жизнь , которая не имеет пределов -ни в пространстве, ни во времени.
Владимир Преображенский
|
