| |||
Предыдущая Следующая
1 Айтматов Ч. Плаха. С. 168.
2 Там же. С. 135.
Вот она — культуротворческая и в своей избирательности роль человеческой (совестливой) памяти, вновь и вновь возвращающей людей к событиям, которые взывают к раскаянию, покаянию. И не то здесь удивительно, что для многих (увы! — слишком многих) такое покаяние в лучшем случае оказывается чисто ритуальным, словесным, а зачастую и просто демагогическим жестом. Но то, что неизменно в каждом поколении вновь и вновь появляются люди, для которых такое покаяние выливается в акт действительного реального, фактического повторения «мистерии Голгофы». И что именно они (а не те, кто отделывался от необходимости принять его всерьез фразами, отвечающими тому или иному модному умонастроению) в конце концов остаются в памяти людей как образцы истинной человечности.
Этим людям обязаны мы возвышенной идеей человеческого достоинства. Ведь в конце концов «вечная жизнь» этой идеи, то есть ее возрождение в жизни каждого нового поколения, всегда зависела и теперь зависит от того, найдется ли в нем человек, который даже под угрозой неминуемой гибели откажется произнести три слова: «Спаси меня, Гришан!» И этим докажет, что идея, во имя которой человек отказывается произнести их, — не просто «нереальность». Хотя и существует она только в сознании человека, пошедшего за нее на смерть. Сегодня отдал ей свою жизнь один человек, завтра — другой, послезавтра — третий. И вот уж она живет в веках! Живет, освещая нашу повседневность. Помогая тем из нас, кто послабее, вновь и вновь восстанавливать в своей душе поблекший человеческий образ. Снова и снова воздвигать водораздел, лежащий между высшими (антиэнтропийными) и низшими (энтропийными) нашими устремлениями.
Перед лицом такого вот повторения «мистерии Голгофы» (а ведь его и имеет в виду автор «Плахи») сетования по поводу того, что она каждый раз разыгрывается не в тех лингвистических декорациях, в каких была разыграна однажды, звучат не просто снобистски высокомерно. Этот снобизм не лишен изрядной дозы эстетского жеманства — головного (А. Белый сказал «мозгового») эстетизма тех, кто пытается возместить буквалистским прочтением древних текстов дефицит живого нравственного чувства. Что же касается Айтматова, то для него важно постичь непреходящую сущность того, что повторяется. А в том, как оно повторяется, автор «Плахи» считает возможным любые исторические варианты, коль скоро они не уводят от сути дела — подражания образцу, возрождения его в новой эпохе, утверждения его вечной жизни.
Каждое из таких повторений, представляющее собой творческий акт культурной памяти человечества, — это результат изначального «бесконечного толчка», вновь и вновь утверждающий идею высшего нравственного предназначения человека. Человек, осуществляющий акт самопожертвования, стремясь возвыситься до того, кто дал людям образец такого самопожертвования, не может сравняться с ним хотя бы уже потому, что тот
положил начало всему этому ряду новых и новых повторений. Потому-то и «все забудется в веках, но только не этот день» — день, когда было положено начало пути, ведущего человечество к его прообразу, к самому себе, взятому в наивысшем напряжении, порыве, наивысшей возможности. Но та же «бесконечность», «дух бесконечности», бесконечная высота образца сообщают атрибут неслучайности, непреложности и всему пути, ведущему к этому образцу. Путь этот, как и «Бог-Завтра», воплощающий цель этого пути, предстает как нечто не только не субъективно относительное, но абсолютное. Как «ипостась Бога», если воспользоваться языком той «мистерии Голгофы», что была вновь разыграна в сознании (в культурном пространстве памяти) Авдия Каллистратова, чудом спасшегося от неминуемой гибели. Напомним еще один отрывок из диалога Иисуса Назарянина и Понтия Пилата, воссозданного в творчески преобразующей памяти этого молодого искателя «новой, современной формы Бога» — «Бога-современника»:
Предыдущая Следующая
[ГЛАВНАЯ] [НОВОСТИ] [ЧТО ЭТО? ГДЕ Я?] [МУЗЫКАНТЫ] [ТЕКСТЫ] [ПОСЛУШАТЬ!] [КУХНЯ] [БИБЛИОТЕКА]
