|
Маэстро: Почему,
на ваш взгляд, в 80-х годах был такой мощный расцвет рок-музыки именно в
Свердловске, а не в Тюмени, скажем, или Архангальске?
Илья
Кормильцев: Все очень просто: потому что Свердловск тогда искусственно
поднимался до статуса региональной столицы. Поэтому в нем была необычайно
большая для областного города концентрация студентов, концентрация
интеллигенции. А второй фактор такой. За все годы советской власти в
Екатеринбурге накопилось очень много разнообразных ссыльных, которые
оседали там. Это был самый близкий к европейской части из разрешенных
городов. Туда высылали тех, кто поменьше «нагрешил» – всяких
архитекторов-контруктивистов, которые пол-Свердловска построили, и т.д.
М.: Свердловская рок-школа оказалась явлением уникальным, хотя
музыканты были изолированы и, казалось, ничем в творческом плане не
подпитывались…
И.К.: Потому и оказалась уникальной.
М.: На
чем же она держалась?
И.К.: На провинциальной одержимости и, в
общем-то, невежестве.
М.: А сейчас эта традиция как-то
развивается?
И.К.: Нет. Эта традиция прервалась в начале 90-х, и
то, что сейчас делается в Свердловске, это откровенный «закос» под то, что
было раньше. Там нет ни живой среды, ни музыкальной жизни уже давно. С
начала 90-х там все умерло, загасло. А тема екатеринбургской рок-традиции
сейчас активно эксплуатируется, потому что школа-то была знатная, она
оставила свой след. Понятно, что в этом есть коммерческий потенциал, и
поэтому есть ряд свердловских граждан на высоких постах, которых
искусственно вытягивают всяких Чичериных и «Смысловые галлюцинации»…
М.: Музыка в последнее время становится все более коммерческой,
«форматы» и прочие стандарты все более подменяют живое содержание и
творческую оригинальность. На ваш взгляд, способны ли эту ситуацию
изменить молодые музыканты из провинции, которые меньше связаны с этой
системой шоу-бизнеса?
И.К.: Они не связаны меньше – они на нее
уповают. И никто не может, не хочет, не пытается быть реальной
альтернативой. Им говорят, что нужен такой-то формат, и музыканты
реагируют на это так: «А чего вам нужно? Мы так и сделаем». Такая
культурная ситуация во всей стране. Если раньше Гоголь писал о «русской
Тройке», которая куда-то там мчится, то сейчас это пьяный мужик в
разодранной тельнике, который куда-то бредет по разбитой улице.
М.: Известно, что вы писали тексты для нескольких свердловских
групп: «Урфин Джюс», «Настя», «Наутилус». Часто ли случались творческие
разногласия?
И.К.: За 20 лет бывало по-разному. С Пантыкиным,
особеннно с Белкиным мы спорили, ссорились намного больше, чем со Славой.
М.: Бутусов по натуре – менее конфликтный человек?
И.К.:
Дело в том, что мы психологически друг друга всегда хорошо понимали и
всегда решили вопросы английскими методами. Если я отдаю ему стихи, какие
нравятся – на те он пишет, а на те, которые не нравятся, - не пишет, и я у
него не спрашиваю: почему? Если он приносит потом какие-то песни, то я
ставлю, там, крестики, когда работаем над альбомам: что вот это пойдет, а
это не пойдет. Это очень хороший способ для сотрудничества на самом деле.
Все равно всегда находилось достаточное количество произведений. Которые
устраивали обе стороны. А тратить свои духовные силы, на то, чтобы
бороться за свой «гениальный опус»… Мы воспитывались в другой среде.
М.: Насколько значим был для вас период сотрудничества с
«Наутилусом»? Не ностальгируете по этому времени?
И.К.: Я вообще
не ностальгирую. «Наутилус» прожил несколько дольше, чем это было нужно.
Но это не его вина. Был в целом в стране период такой переходный, когда
многие вещи, которые должны были завершиться логично и перейти на
следующий этап, жили мучительно долго. Поэтому зависала какая-то музыка на
долгие годы, задавив собой последующее поколение – их младших братьев.
М.: Какой из периодов существования «Наутилуса» был для вас
наиболее интересным?
И.К.: Самым интересным был последний год.
Проведенный в Великобритании.
М.: Почему?
И.К.: Это трудно
объяснить. Буквально за несколько недель мы выяснили, что все предыдущие
12 лет занимались полной глупостью. (Смеется.) Это всегда человека очень
восхищает, раскрепощает как-то и поднимает по жизни – такая самокритика,
тотальная. Просто кто-то выдерживает, а у кого-то сдает нервная система.
М.: И к чему это привело?
И.К.: Группа распалась (Смеется
еще задорнее). В принципе, это должно было произойти гораздо раньше.
Мешала неинформированность и подверженность общим иллюзиям и мифологемам.
М.: А какие были иллюзии у «Наутилуса»?
И.К.: Те же,
которыми жили все. Знаете, если очень долго нюхать самого себя, то
наступает период аутоэротизма, когда начинаешь от собственного запаха
кончать. В общем-то, русскому року это всегда было присуще. И особенно
стало присуще, когда стали нормальные деньги получать, жить якобы
по-западному: якобы пластинки, якобы релизы…
М.: Сильно ли
отличается, на ваш взгляд, нынешнее поколение тинейджеров от своих
сверстников 70-х. 80-х годов?
И.К.: Оно еще более обдуренное, чем
поколение 80-х. Идеологически. А на самом деле все то же самое.
М.: Какая же идеология на этот раз зомбировала юные сознания?
И.К.: Назовем ее идеологией капитализма, условно говоря (при всей
непонятности и расплывчатости этого понятия). И сформировалась она не в
«перестройку» и не потом, а гораздо раньше. Это идеология комсомольцев,
которые сейчас правят страной. Никакой революции не было! Те, кто
противостоял нам, когда мы начинали заниматься рок-н-роллом в 80-е годы, -
они сейчас и правят страной.
М.: Каково же поколение подрастающее?
И.К.: Подрастают люди, которые считают, что что-то изменилась, "Наутилус Помпилиус" - неофициальный сайт группы
что
была какая-то огромная революция, после которой «жить стало лучше, жить
стало веселее». В этом смысле они похожи, может быть, на сталинское
поколение, которое тоже очень искренне верило, что после тех ужасов,
которые были, они наконец-то хорошо живут. Это видно из песен, из фильмов
той эпохи.
М.: Поэт Евгений Кормильцев – ваш брат?
И.К.:
Да.
М.: Какие-то творческие взаимовлияния существуют?
И.К.: Ну, наверно. Брат для меня всегда был «поставщиком» другой
музыки и другой литературы, чем та, что я читал и слушал. Мы всегда
существовали на разных информационных уровнях. Он младше и принадлежит к
тому поколению, которое поколение наше задавало под колесами, мимоходом,
не заметив даже. Они начинали музыку очень интересную делать. И если наши
рок-монстры в первый экономический кризис (1990-91 годов) как-то выжили,
потому что были популярны и известны, то все молодые группы, которые шли
за ними, в общем-то, накрылись большим медным тазом. Они еще не успели
расцвести при «перестройке», а потом стало не до этого – все кинулись
красной ртутью торговать.
М.: Кстати, о братьях. Как вы оцениваете
последний нашумевший фильм Алексея Балабанова?
И.К.: «Брат-2» я
смотрел только кусками и слушал саундтрек. На мой взгляд, это ужасно. Но
то, что будет нечто в этом роде, я знал еще года два назад. Я общался с
Лешей тогда последний раз и понял, о чем он думает и что у него в голове.
«Брат-1» – довольно милый – не без накладок, не без неуклюжестей – фильм,
но наверно, самый душевный из всех фильмов на киллерско-бандитскую тему,
какие существовали.
М.: Эта тема была еще не так ярко, в упор,
выражена, как в «Брате-2»?
И.К.: Она там была выражена, как есть в
жизни, на самом деле. А во втором фильме была сделана попытка создать
американский гротеск, когда стреляют и мочат друг друга значительно
больше, чем в реальной жизни. Все это сказки, конечно. Но если бы он
просто сделал американский блокбастер – это ладно (хороший жанр, милый,
иногда сам люблю посмотреть). Но он нагрузил это все еще совковой
идеологией неопатриотической – злобной, отвратительной…Когда я его увижу –
я ему врежу по морде просто.
М.: А как вы оцениваете будущее
Вячеслава Бутусова в музыке, в кино?
И.К.: Съемки в кино – это еще
публичнее, чем рок-н-ролл, еще больше нужно быть на людях. Он просто этого
не вынесет. Он никогда этого не любил.
М.: А как композитор?
И.К.: Я не хочу ничего прогнозировать. Все последнее, что он
делает, не то чтобы мне не нравится, а просто как Северный полюс и Южный
соотносится с тем, что меня интересует.
М.: А то, что делают
другие свердловские музыканты? «Чайф», например?
И.К.: «Чайф» -
милейшие люди, очень хорошие мои друзья. Рок-н-ролльная группа, которая
играет какую-то свою крепкую музыку такую, честную, правильную. Должны
быть такие. Но на концерт, скажем, я приду к ним для того, чтобы вместе
выпить пива, а не для того, чтобы слушать музыку.
М.: А братья
Самойловы?
И.К.: «Агата Кристи» в последнее время находится,
видимо, в каком-то сложном для себя периоде. У них какие-то свои проблемы
большие внутренние, которые я не берусь комментировать. После «Опиума»
все, в общем-то, напоминает нисходящую параболу. Пережевывание каких-то
одних и тех же настроений, достаточно карикатурно мрачных и достаточно
непрофессионально выраженных. «Майн Кайф?» последний я не слышал, но… Все
это сипение Глеба, страшилки какие-то – все это детский сад. Они уже
взрослые дяди. Пора бы заняться чем-то разумным.
М.: Я слышал, что
вы теперь сами музыку пишите…
И.К.: Я года два-три уже занимаюсь
этим. Сперва работали мы с Олегом Сакмаровым. Теперь я работаю вот с такой
девушкой, которую вы видите на фотографии (показывает). Зовут ее Олеся
Маньковская. Мы работаем над проектом. который называется «Чужие». Он не
имеет никакого отношения к тем «Чужим» из Питера, которых показывают
иногда по телевизору, потому что мы еще ничего не публиковали и не
выпускали.
М.: Но планируется?
И.К.: Может быть, очень
нескоро.
М.: А что это за музыка? Как ее можно определить, хотя бы
очень условно?
И.К.: Странная электронная музыка. Совсем не
танцевальная. Как называют, прог-электроника. Я затрудняюсь давать
жанровые определения, потому что уже за то время, пока мы ее делаем,
музыка мутировала серьезно.
М.: А девушка поет или она тоже пишет
музыку?
И.К.: У нас все занимаются всем. Сразу. Если еще пара
людей, которые время от времени принимают участия в этом проекте – то мой
брат, то (такой еще есть гитарист) Максим Леонов. То есть эта такая
домашняя подпольная организация пока, вроде «красных бригад».
М.:
То есть прогнозировать трудно, как это будет развиваться?
И.К.:
Абсолютно. Потому что не ставится такой задачи: что мы должны выпустить
какой-то альбом, подписаться, раскрутиться и прочее. Это наша студия ,
эксперимент. Пока это существует в «Интернете». Есть сайтик, выпускаются
какие-то синглы интернетовские. То есть пока так –под сурдинку.
М.: Многие ваши стихи весьма сложны и многоплановы. Человека
начитанный видит в них множество аллюзий, они рождают ассоциации. А часто
вас просят прокомментировать собственные тексты?
И.К.: Разъяснений
типа «а что имелось в виду?» я не даю, потому что моя трактовка – это
всего лишь трактовка одного из читателей. Но большинство людей почему-то
считает, что автор больше знает и поэтому будет воспринимать это как
серьезное заявление. А на самом деле комментарий автора к собственным
произведениям – это всегда не более чем мнение одного из читателей.
М.: Но ведь иногда авторская трактовка расширяет диапозон
восприятия произведения.
И.К.: Как мнение любого другого
квалифицированного читателя. Поскольку тексты пишутся не авторами (в
конечном итоге), а авторы – это только механизмы, только midia этих
слов…На самом деле, после писания самохарактеристики и автобиографии
отвращение номер два у меня – это комментарии к собственным текстам,
предисловия к собственным произведениям и т. д.
М.: Существует ли,
на ваш взгляд, сейчас рок-музыка или она трансформировалось во что-то иное
и просто никто этого не заметил?
И.К.: Я думаю, что рок в старом
смысле этого слова (рок-музыка как рок-н-ролл) сейчас окончен, как джаз
примерно. Это не значит, что не может быть гениальных исполнителей,
талантливых людей и прочее. Но эта музыка стала узка и не соответствует
современной ритмике пульсаций, чтобы можно было мировоззренчески что-то
выразить через нее.
М.: На смену ей что-то пришло?
И.К.:
Пока нет, но ведь и рок-н-ролл не сразу пришел на смену джазу. Рок-н-ролл
зародился как какая-то фигня такая для малолеток, и так было до появления
«Битлз».
М.: Что может оказаться этой новой ступенью?
И.К.: Может быть, дэнсовая музыка. Неизвестно, что может произойти
на каком-то моменте, когда вдруг кто-то сможет наполнить эту форму новым
содержанием, вдохнуть в нее жизнь, как это получилось с «Битлз», потому
что форма-то была и до них, они ничего нового не придумали: ни одной
гармонии, ни одной рифмы. Первые их песни неотличимы от чужого материала,
который они пели параллельно. Но они вложили новое содержание.
М.:
То есть количество должно перейти в качество и на современном этапе?
И.К.: Да. Не исключено, что именно в направлении электронной
музыки может сформироваться что-то, что будет «угаром» начала нового
тысячелетия.
Другие интервью...
|
