«Бостонское
Чаепитие»

Предыдущая Следующая зависит не от мечтаний и грез, но от поведенческой последовательности в любых заданных условиях. Поэтому, например, прошлое, принадлежащее конкретному индивиду, не становится для него «прошедшим»: моральная ответственность, взятая им на себя, связывает его внутреннюю сущность и поведение в одну конкретную определенность, которая именуется личностью. И все же именно «отчаяние-вызов» квалифицируется автором «Болезни к смерти» как «самое насыщенное и сгущенное из всех». Объяснение этому Кьеркегор находит прежде всего в самонадеянности «этика», возомнившего, будто его собственных — человеческих — сил достаточно для воплощения нравственности. Речь, по сути, идет об одном из семи признаваемых христианством смертных грехов — гордыне: полагаясь только на себя, на свои способности и честолюбивое упорство в создании собственного Я, человек «не хочет ничего знать о вечности». Или, как еше говорит Кьеркегор, «мужественное отчаяние» преувеличивает значение временного, преходящего в ущерб «возвышению до "Бога». К числу ярких проявлений безрелигиозного этического существования Кьеркегор относит демонический «герметизм» личности, поставившей своей главной жизненной задачей «существовать благодаря самому себе». Здесь стремление к самосовершенствованию вызывает у самого индивида наслаждение собою как произведением собственного сознательного творчества, а у окружающих — восхищение его самообладанием, последовательностью, неизменному поклонению избранным ценностям. Кьеркегор называет такого человека «постановщиком опытов» с собственным Я — опытов, печальным результатом которых оказывается одиночество и гипертрофированная, обманчивая серьезность. К тому же все, что он так долго и с таким завидным упорством строил (а ведь речь шла о самом важном — его собственном Я), способно в любое мгновение обратиться в ничто. Предлагая свою диалектику нравственности, Кьеркегор поясняет, что наряду с возрастанием отчаяния, переходящего от пассивности к активному действию, возрастает и степень осознания отдельным человеком своего Я. Однако, по мнению Кьеркегора, большая часть людей, пребывающих в отчаянии, остается в рамках чисто человеческого взгляда на свое положение, то есть в конечном счете ограничивается психологическим объяснением. И только когда человек возвышается до понимания себя как отчаявшегося перед Богом, он приходит к осознанию своей греховности, то есть — к христианству. Как пишет Кьеркегор, «отчаяние во грехе, которое никогда не перестает быть диалектическим, понимается здесь как движение по направлению к вере». Именно христианство, как полагает датский богослов, делает каждого человека личностью, отдельным и неповторимым индивидом, превращая его в грешника перед Богом, — в грешника, который будет отдельно судим и, возможно, отдельно прощен. Христос, как это ни парадоксально, сам выступает гарантом возможности греха — так же, как и возможности спасения, ибо именно Господь даровал человеку свободную волю как условие подлинной индивидуальности. Вместе с тем Кьеркегорова этика отчаяния представляет собой и обоснование высшего нравственного идеала христианина. Таковым оказывается смирение или самоуничижение (разумеется, перед Богом), которое питается «неизбывным страхом и неизбывным трепетом» перед возможностью упустить зыбкую надежду на вечную жизнь. Именно отчаяние, согласно Кьеркегору, должно подтолкнуть человека к вере в абсурдное с точки зрения здравого смысла евангельское слово о том, что «для Бога все возможно», даже победа над смертью. Если Бог заключил новый союз с человечеством (а значит, и с каждым отдельным человеком) благодаря искупительной жертве Христа, то каждому человеку дано надеяться достичь обещанной ему милости, но для этого необходимо через отчаяние и сознание своей греховности обрести веру. Здесь — сердцевина психологических штудий Кьеркегора, по мысли которого осознанный трагизм жизни должен не просто дополнять, но и укреплять надежду и нравственную силу человека. Предыдущая Следующая

[ГЛАВНАЯ] [НОВОСТИ] [ЧТО ЭТО? ГДЕ Я?] [МУЗЫКАНТЫ] [ТЕКСТЫ] [ПОСЛУШАТЬ!] [КУХНЯ] [БИБЛИОТЕКА]