| |||
Предыдущая Следующая
Сейчас принято определять Кьеркегора как одного из предшественников современного экзистенциализма и диалектической теологии. Для этого существуют более чем веские основания, и все они легко обнаруживаются в его многочисленных сочинениях. И все же сегодняшний, поистине небывалый и неубывающий в западной культуре интерес к творческому наследию датского философа, теолога и писателя XIX века не исчерпывается одной лишь связью с современными концепциями. Да и сами последователи — будь то К. Барт или Л. Шестов, М. Хайдеггер или К. Ясперс — не только и не столько ссылались на Кьеркегора, сколько сверялись с заданным им направлением духовной работы. Его фигура и на фоне сходящихся к нему линий движения новейшей философской и религиозной мысли остается самостоятельной и самоценной.
Творчество Кьеркегора пришлось на время активного распространения и — вместе с тем — критического осмысления философского учения Гегеля, в особенности с позиций «нового христианства». Датский мыслитель здесь не стал исключением: его собственное учение в значительной мере явилось результатом полемики с различными вариантами обновления христианства (Гегеля, Шлейермахера, Сен-Симона). Но главным образом — Гегеля. Уже в магистерской диссертации «О понятии иронии» (1840), которую Кьеркегор шщитил по окончании теологического факультета университета Копенгагена, и особенно в первом крупном произведении «Или — или" (1845) антигегелевская направленность проявилась совершенно недвусмысленно. Ее основой стало неприятие представления об «имманентности Бога», то есть его сближения с «абсолютной идеей», что было у Гегеля естественным следствием принципа тождества бытия и мышления. Защищая принцип трансцендентности и непостижимости божественного начала, Кьеркегор как рал в эти годы приходит к мысли о необходимости вернуться к первоначальным истинам христианского вероучения. Разумеется, подобное возвращение должно было учитывать как лютеранскую традицию, так и накопленный к тому времени не только чисто религиозный, но и философский опыт ее осмысления (не исключая при этом и опыт гегелевской философии религии). Итогом этой большой работы стал двухтомный труд Кьеркегора «Заключительное ненаучное послесловие к «Философским крохам» (1846), в котором христианская религиозность впервые получила обоснование с позиций экзистенциального философствования.
Но еще раньше, в 1844 году, вышла в свет работа «Понятие страха», посвященная психологическому обоснованию христианской веры и нравственности. По своей проблематике «Болезнь к смерти», последовавшая за «Заключительным ненаучным послесловием», тем не менее примыкает как раз к «Понятию страха». Чем же можно объяснить желание Кьеркегора вновь вернуться к рассмотрению психологических аспектов христианского вероучения? Не менее правомерен здесь и другой вопрос: не противоречит ли психологическое обоснование христианской этики экзистенциалистскому? На наш взгляд, в «Болезни к смерти» мы сталкиваемся с религиозно-психологической версией прежней идеи Кьеркегора о трех стадиях человеческого существования, выдвинутой еще в работе «Или — или» (а затем развитой в целом ряде других произведений). В этом своем раннем сочинении Кьеркегор предложил экзистенциальную аналитику трех основных поведенческих установок: эстетической, этической и религиозной.
Наконец, следует заметить, что углубленный интерес к исследованию психической жизни никогда не являлся для Кьеркегора самоцелью. В его так называемых «психологических» произведениях анализируются негативные состояния духовной жизни: страх, тревога, досада, беспокойство и т. п. И это не случайно. Кьеркегор рассматривал их в качестве решающей силы в обращении человека к христианству, да и к религиозной вере вообще. Но все дело в том, что экзистенциалистское истолкование негативных психических состояний на этом не завершается. Уже в «Понятии страха» эти экстремальные состояния оцениваются им как исключительно важные в жизни человека лишь в той мере, в какой в них способна нравственно проявиться его свобода. Проявиться же нравственно — то есть в соответствии с божественным словом и божественной волей — она может только негативно по отношению к психическому. Ведь любое, даже вполне самобытное явление человеческой психики принадлежит сущему, а не божественному, запредельному и потому оказывается ловушкой. Бог требует от верующего максимума его «человечности», а это означает на языке Кьеркегора — не-предмет-ности, свободы от причинной, природной и социальной зависимости. Тем самым этическое учение Кьеркегора усматривает в личности истинно человеческое содержание лишь постольку, поскольку ей удается преодолеть состояние, когда свободный моральный выбор жестко обусловлен — пусть даже и собственной психикой человека, ее объективными природными особенностями. Из этого, между прочим, следует вывод, что этике Кьеркегора свойственно не нагнетание и культивирование страха,
Предыдущая Следующая
[ГЛАВНАЯ] [НОВОСТИ] [ЧТО ЭТО? ГДЕ Я?] [МУЗЫКАНТЫ] [ТЕКСТЫ] [ПОСЛУШАТЬ!] [КУХНЯ] [БИБЛИОТЕКА]
