«Бостонское
Чаепитие»

Предыдущая Следующая Чтобы легче было справиться с этой беспокойной ворчливой «старухой памятью», Ницше предлагает «крайний случай»: рекомендует представить человека, который «вовсе не обладает способностью забывать». Такой человек, по утверждению философа, «не верит больше в себя, все представляет в виде движущихся точек, текущих обособленно друг от друга, и утрачивает себя в этом потоке становления: как истинный ученик Гераклита, он едва отваживается пошевелить пальцем» [1]. «Человек, который хотел бы ощущать насквозь исторически, уподобился бы тому, кто принуждал бы себя воздерживаться от сна, которого принудили бы жить за счет снова и снова продолжающегося пережевывания (одной и той же порции пищи)». Этот гипотетический случай, истолкованный со свойственной Ницше тенденциозностью и некорректностью (ведь, например, даже этот случай не предполагает отказа от настоящего, то есть от новых и новых восприятий: при чем же здесь «пережевывание» одного и того же?!), нужен немецкому философу для того, чтобы привести своего читателя к следующему выводу: «Итак: можно жить почти (любопытно: откуда появилось это «почти»? — от неосознанного желания избежать полнейшего абсурда? — Ю. Д.) без воспоминаний, и даже счастливо жить, как свидетельствует зверь; но совсем и вовсе невозможно жить без забвения вообще (почему? — психология знает «крайние» случаи людей с феноменальной памятью, «почти» не умевших забывать: они жили, и жили достаточно долго. — Ю. Д.). Или, чтобы проще пояснить мысль: есть степень бессонности, повторяющегося пережевывания одного и того же, исторического чувства, при котором живое, будь это человек, или народ, или культура, терпит ущерб и в конце концов гибнет» [ 1 ]. «В конце концов» гибнет, естественно, все живое, как умирали и люди, обладавшие феноменальной памятью, для которых проблемой оказывалось, как правило, не припоминание, а именно забывание. Однако умирали они, прожив не такую уж короткую жизнь, так что их «витальности» это обстоятельство вовсе не повредило. Психологи, описывавшие подобных людей, не говорят о том, что они страдали бессонницей. Наверное, если у кого из таких феноменов она и случалась, то вовсе не выходила из рамок нормы, иначе психологи обратили бы на это внимание. Стало быть, «человека» придется исключить из перечня, которым оперирует Ницше: здесь сама «матушка-природа» заботилась о том, чтобы «неспособность к забыванию» (кстати, еще не выяснено, какой она природы, и не связана ли она как раз с работой чисто животных «автоматизмов» памяти, вторгшихся в культурную память в виде нестираемых «следов», составляющих основу именно «естественной памяти») не мешала нормальному функционированию биологических процессов человеческого тела, ниспосылая людям с феноменальной памятью нормальный сон. Так что в перечне остается «или народ, или культура». Правда, и в этом случае слишком уж большая забота о «забывании» вызывает известные недоумения, так как и здесь «матушка-природа» проявляет свою неустанную заботу. Она делает это с помощью «тетушки-энтропии», которая с неумолимой беспощадностью погружает в небытие наиболее удаленные от нас «отсеки» прошлого, которые не удается удержать в памяти народа или памяти культуры даже при всех усилиях воспрепятствовать этому. Но потому-то тут и возникает недоуменный вопрос: а стоит ли так уж трогательно заботиться о том, о чем с такой основательностью и бесцеремонностью заботятся без нашего на то согласия и участия? Впрочем, наше недоумение начнет понемногу рассеиваться, когда мы обратим внимание на дополнительную аргументацию, с помощью которой Ницше обосновывает свой вывод, касающийся «человека, или народа, или культуры». Предыдущая Следующая

[ГЛАВНАЯ] [НОВОСТИ] [ЧТО ЭТО? ГДЕ Я?] [МУЗЫКАНТЫ] [ТЕКСТЫ] [ПОСЛУШАТЬ!] [КУХНЯ] [БИБЛИОТЕКА]