- Честность меня подвела. Был я у Кащея в советничках, непло- хой оклад имел, раз в квартал премиальные обещаны были. Да вздумал на днях Кащей дать мне на прочтение свои былинки юмористические, боянов да богатырей высмеивающие. Прочитал я их, да и скривился. Чушь собачья! И дернул меня нечистый записать в дневничке для па- мяти: "Кащей парень хороший, но пишет всякое гавно. Надо сказать ему об этом, но помягче, поделикатнее..." - Ну? - заинтересовался Иван. - Что, не сумел сминдальничать? - Кащей, падла, шмон устроил! - теряя всю интеллигентность заорал Гапон. - Мой личный дневник прочел! Вот и посадил в камеру! - Смягчающих обстоятельств не нахожу, - заявил Иван, поигры- вая кладенцом. - Быть по-моему. Рубить тебе голову хитрую... - Не губи, Иван! - завопил Гапон. - Я тебе тайну Кащея отк- рою! Где он сережки Василисины прячет, да где смерть его! - А ты откуда знаешь? - поразился Иван, пряча меч. - Да, как-то дневник Кащея под руку подвернулся... - смутился Гапон. Иван погрузился в раздумья. Наконец изрек: - Значит так. Ты не предатель, ты хуже. Ты Гапон. Убивать не буду, коли тайны великие откроешь. Но и назад в Киев дороги тебе нет. Убирайся с Руси к половцам. - Уберусь, уберусь, надоела эта Русь, - просветлел лицом Га- пон. - Значит так. Есть у Кащея комнатка заветная, в подвале схо- роненная. Там вещи премудрые стоят, гудят да светятся. Нить вол- шебная от них к дубу высокому тянется. Пойдешь по той нити, забе- решься на дуб, там - яйцо. В яйце - сережки Василисы, а к ним игла припаяна. Ту иглу отломи, в ней смерть Кащея. - Ясно, - сказал Иван. - Гапон, Гапон... И умом тебя Бог не обидел, и хитростью. Что ж ты язва такая, по характеру? И с этими словами Иван вышел, оставив Гапона в полном недоу- мении. ...Быстро нашел Иван комнатку заветную, где Кащей держал вещи премудрые. Похожи они были на сундуки железные, светящимися ка- меньями разукрашенные. Гудели да шумели, огоньками помаргивали. А из самого большого сундука нить волшебная тянулась, из медной про- волоки скрученная да резиной обмотанная. Пошел Иван по нити, да и вышел к огромному дубу. Был тот дуб в сто сажень вышиной, облака за его верхушку цеплялись, ручьи да речушки меж корней извивались. Засучил Иван рукава да и полез на дуб. Долго ли, коротко ли, а добрался он до самой вершины. Огля- нулся - лепота! Всю Русь-матушку с дуба видно. И стольный Ки- ев-град, и Муром родной, и иные селения, помельче размером. Вон Змей Горыныч летит, вон богатырь за чудом-юдом гонится. Вон, на неведомых дорожках., следы невиданных зверей...
|